Уже давно, еще при Ельцине, этот праздник перестал быть праздником как таковым. Хотя его и пытались – но как-то вяло, вяло – наполнить новым содержанием, превратить в День флага. В последнее время даже как-то чуть более активно, чем ранее. Но все равно пока не очень получается. Да и не хотят. Стесняются как-то.

Впрочем, наверное, в нашей стране любой праздник с каким-либо политическим подтекстом еще долго будет обречен на «неотмечание». Считается, что народ «устал от политики», а сам народ это представление пока ничем даже не пытается опровергнуть.

В последнее время для этого праздника вообще настала совсем неблагоприятная обстановка: уже некоторое время назад стало принято считать, что распад Советского Союза стал едва ли не самой большой геополитической трагедией ХХ века, но в этом году это было фактически официально заявлено президентом. А какой же праздник в день такой скорби! Праздновать поперек президента нынче как-то не принято.

Те, кто еще по привычке вспоминает о временах путча (в основном это делают журналисты, потому что вторая половина августа – это такое политическое безвременье, что заполнять полосы газет можно разве что дикими утками да реминисценциями), те вспоминают об этих временах все с большей ностальгией. Ностальгией в основном по утраченным, неоправдавшимся надеждам или же по спокойной прошлой жизни, которая хоть и не отличалась никаким товарным изобилием и бытовым комфортом, зато была столь предсказуемой и запрограммированно понятной, что именно это перевешивало в глазах многих все прочие ее недостатки.

Уже за прошедшее время совершенно всем что внутри нашей страны, что за ее пределами стало понятно, что человек наш в массе своей любит покой и предсказуемость и что он легко пожертвует свободой в обмен на некую минимальную гарантированность своего бытия. Что он не будет в массе своей убиваться на работе, если поимеет малейшую возможность за некую полусонную активность получить минимально потребный набор жизненных удобств. Что он вообще не ценит свободу как таковую и свои человеческие права в частности. И даже перспективы некоего обогащения в перспективе более отдаленной, чем миг осуществления «щучьего веления», его не радуют и на производственные подвиги, за немногочисленными исключениями, не толкают.

Так какие же, собственно, надежды времен 1991 года не оправдались? Что из перечисленного было до той поры неизвестно? На что в действительности надеялись те люди, которые восторженно хоронили, как они думали, «совок» и которые на самом деле были в обществе в абсолютном меньшинстве – на те похороны ни страна, ни общество просто не явились. Пусть каждый сам отвечает на эти вопросы, как сочтет нужным и если вообще сочтет нужным.

Мне так лично кажется, что все эти разговоры про какие-то не оправдавшиеся надежды – дело пустое. Это всего лишь нормальная человеческая реакция на те необратимые природные процессы, согласно которым он, человек, по прошествии времени не молодеет, а стареет. И с высоты его лет, по мере падения остроты взора, свежести мысли и резвости членов все ему в его молодости кажется просто пронзительно клевым – и деревья были выше и зеленее, и девушки проще и ласковее, и жизнь душевнее, даже если пива в той жизни вдосталь не было.

Согласно этим же законам, уже скоро, совсем скоро в обществе в большинстве окажутся люди совершенно нового поколения, которые будут вовсю романтизировать нынешнюю пору, которые будут по ней отчаянно, просто до слез, ностальгировать. И утверждать при этом, что конец, мол, путинского правления стал одной из величайших политических трагедий постсоветской России. А некое меньшинство опять будет не понимать всех этих ностальгических сантиментов – и с чего это они, собственно…