Я знаю: никакой моей вины...
Это было пятнадцатое мая, выходной, обычное воскресенье после длительного общегосударственного празднования…Тогда, в начале мая, атмосфера всеобщего счастья и ликования почти вытеснила обычный воздух. В День Победы я поздравлял мою маму.
Это она, худенькая курсанточка высшей разведшколы НКВД в 1942-м почти что в одиночку выслеживала немецких диверсантов на тех же улицах, по которым теперь хожу я.
Это она после войны, вместе с компанией отчаянных, романтично верующих разведчиков похищала секреты американской атомной бомбы… Наверное, для следующего поколения здесь уже придётся вставлять абзац о важности ядерного паритета, а пока всё и так понятно. Боже мой, меня, маленького, держали на руках и баловали конфетами люди, своей жизнью создавшие для советской разведки ту легенду, тот миф, который оправдывает всё ее прошлое и привлекает молодёжь для будущего. Курсанты приходят к маме по праздникам – на День чекиста и ко Дню победы. Долго сидят, разговаривают, пьют чай. Приходят не только чтобы поздравить, но и чтобы самим что-то почувствовать. Что-то из прошлого, очень нужное им, чего давно уже нет в нашем настоящем.
Люди, работавшие с моей мамой, не были небожителями. Что можно сказать точно: они умели дружить и до самого конца интересовались делами друг друга. Вот и теперь, в начале мая, раздался телефонный звонок. Звонил её товарищ, из компании Анатолия Яцкова, генерал ФСБ. По их всегдашней традиции, я не пишу фамилию — кто знает, тот узнает…
— Ну как дела, как дети, внуки? — Всё более-менее. Здоровье… по возрасту. А ты как, Николай? — Тоже ничего. Оклемался от инфаркта. Продолжаю работать. Скоро круглая дата моей службы. — Ты что, с ума сошёл, каждый день на работу? Эксперт, трать-тарарать! Побереги себя! — Нет, наоборот! Это меня как раз поддерживает, Шурочка! Ну, с праздником тебя… — И тебя тоже… Телефонная трубка легла на рычаг…
Но вот шестидесятилетие Победы, слава Богу, миновало. Наступило пятнадцатое мая.
Обычное воскресное утро. Посмотрев в окно, мама увидела: всегда свободный Ленинский проспект был запружен молодыми людьми в одинаковой одежде и привезшими их автобусами. Набрала тут же мой номер, говорила быстро и чётко:
— Сегодня ко мне приехать и не пытайся — не сможешь, тут у нас чёрт-те что… …Утром пятнадцатого мая ветеран Николай Г. готовился к персональному чествованию. Согласно составленной загодя программе поздравлять и вручать ордена-медали в здании в центре города должен был лично директор ФСБ Николай Патрушев. И это была почётно для второго, а не для первого.
Но для чествования ветерану был нужен парадный мундир. Разведчики — даже очень заслуженные, очень в возрасте, надевают ли они парадную форму? То-то и оно… Уж с каких антресолей этот мундир извлекали, как привинчивали многочисленные награды, не знаю, но результат, думаю, читатель уже понял. Стало старику плохо с сердцем.
Здесь не будет сетований о том, как медленно ехала “гражданская” скорая. Двадцать минут — молодцы: в этой части города движение было перекрыто. Или о том, что реанимобиль из ведомственной больницы на Пехотной доехал за полтора часа — пришлось двигаться в обход. Конечно, какое-то времени врачи переговаривались по телефону. Врач обычной, не оборудованной ничем “скорой”, понимал, что не довезёт важного и “тяжёлого” пациента даже до ближайшей больницы — со всеми вытекающими. А доктор из госпитального реанимобиля тоже понимал, что вовремя не доберётся при всём желании. Без мата в разговоре не обошлось. Но это было болезненно только для родственников. Товарищ моей мамы слышал, наверное, уже другие звуки…
Когда врач реанимобиля безнадёжно поднял голову и выглянул в окно своей машины, там, в майском полуденном мареве, стояли стройные ряды.
Шестидесятитысячный митинг “Наших” закончился. Затихающим эхом – «Но всё же, всё же, всё же…» — отзвучали из динамиков стихи Твардовского. Ребята дисциплинированно построились в колонны. Долго стояли. По очереди получали из рук взволнованных ветеранов Отечественной стреляные гильзы. Как символ передачи эстафеты от старшего поколения младшему. Две секунды — и подходит следующий. Гильзы эти были ещё горячие.