Хочу предупредить всех, что обеление Сталина - на очереди дня. Кто скажет сейчас, что я преувеличиваю, “сгущаю” — тот просто хочет, чтобы его оставили в покое. Так уже было. Никто не верил, что нам всучат сталинский гимн, когда я предлагала собрать подписи под протестным письмом в ноябре 2000 года; уезжая на месяц, оставила это письмо серьезным людям. Но собирать подписи пришлось по возвращении. За сутки без колебаний поставили свое имя самые достойные люди России - те, кто не хотел вставать (и не встанет) под сталинский гимн. “Известия” опубликовали письмо без проволочек. Утром того самого дня, когда президент выступил по ТВ, призывая умников не противиться волеизъявлению народному. Говорили тогда, что мы опоздали на сутки - мог бы, мол, еще прислушаться. А так - никого, кроме Н.С. Михалкова, власть не услышала. Какой-то резон, надо признать, в этом есть. Когда вменяемые молчат - можно кивать на невменяемых, их всегда больше.

Сегодня мы вновь движемся в том же фарватере. Только власть гораздо больше готова к нужному результату, поскольку противящихся не слышно и не видно. Не опоздать бы нам и сейчас.

В апреле - мае 1940 г. в тюрьмах и лагерях СССР (включая тюрьмы присоединенных Западной Украины и Западной Белоруссии) было расстреляно 21 857 польских военнопленных. Эту цифру назвал в своем письме Хрущеву от 3 марта 1959 г. Шелепин, предлагая уничтожить все учетные дела, поскольку “какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации, со всеми нежелательными последствиями. Тем более что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия…” — имелась в виду фальшивка, приписывающая расстрелы гитлеровцам.

Новые люди, вставшие у власти спустя четверть века, с трудом психологически преодолевали гриф секретности над страшным делом. Преодолели только к 1992 году - установили наконец доподлинно и решились огласить, что не мелкие сошки выносили решение о расстреле 20 с лишним тысяч, а по предложению Берии - руководство правящей партии.

4 июня 1995 г. в Катыни председатель Комитета катынских семей г. Щецина благодарил присутствующих представителей Российской Федерации “за смелость в раскрытии правды о преступлении…” Стали выходить тома документов. В Катыни воздвигли мемориал.

Сегодня, в ходе подготовки к Победе, дела обстоят так. Установлена гибель 1803 человек, из коих 22 идентифицированы. Куда делись 18 - 19 тысяч, о судьбе которых издано несколько толстенных томов на основе архивных документов, - Бог весть. Уголовное дело прекращено - “за отсутствием события преступления, поскольку факт геноцида польского народа не имел место…” . А само постановление о его прекращении носит секретный характер. “Поэтому в настоящее время мы не можем огласить его, но когда-нибудь со временем, наверное, это будет сделано”, — сказал журналистам главный военный прокурор. Действительно, куда торопиться?

Что еще утешительно для поляков? “Было установлено, что содержание интернированных лиц соответствовало нормам и требованиям того времени”, — подчеркнул прокурор. Спасибо Берии за нормальные условия перед расстрелом.

Всего в деле 183 тома. Из них 116 содержат сведения, составляющие государственную тайну. Поэтому полякам может быть передано только 67 томов. Мы свои секретики хранить умеем.

Гитлер и Сталин в 30-е годы прошлого века очень помогли друг другу - самим фактом одновременности своего существования. Интеллигенты, а также и правительства либеральных стран метались, не зная, к кому из глав двух тоталитарных режимов податься, кто из них гаже. Метания кончились только 22 июня 1941-го - что называется, силою вещей. В тот день два человека одновременно обрисовали коллизию с наибольшей выразительностью. Один - Уинстон Черчилль. Слова его, сказанные в этот день по радио, благодаря Сталину остались неизвестными нашим соотечественникам в те тяжелейшие дни - а могли послужить немалой моральной поддержкой. Теперь они известны, но стоят того, чтобы их повторить: “На протяжении последних двадцати пяти лет никто не был таким упорным противником коммунизма, как я. Но все это бледнеет перед тем зрелищем, которое раскрывается перед нами теперь. Прошлое с его преступлениями и трагедиями отступает в сторону. Дело каждого русского, борющегося за свой дом, является делом свободных людей во всех уголках земного шара”.

Короче и выразительнее, как и подобает поэту, сказал о том же Николай Глазков: Господи! Вступися за Советы,/Охрани страну от высших рас,/Потому что все Твои заветы/Нарушает Гитлер чаще нас.

В этом смысле раскопанные под Катынью весной 1943 года после поворотной победы под Сталинградом трупы расстрелянных до войны польских офицеров поставили в тупик всех - и поляков, которым при всем их счете к Советской армии за 1939 год надо было готовиться к сражению с немцами, и союзников.

24 мая 1943 г. посол Великобритании при польском правительстве, направляя А. Идену пространный доклад о Катыни, в смятении пишет ему: “…На основании улик, которые у нас есть, трудно не обвинить русских. Это рождает, конечно, серьезные проблемы, но никто не указал на то, что они не новы. Сколько тысяч своих граждан вырезал советский режим? Не думаю, чтобы кровь поляка более взывала к возмездию небо, чем кровь русского. Однако по необходимости мы приняли русских в качестве союзников . То, что зловеще в этом деле, так это далеко идущие политические последствия. Если вина русских будет доказана, то можем ли мы ожидать от поляков мирного сосуществования с русскими в будущем? Опасаюсь, что ответа на этот вопрос нет”. На Нюрнбергском процессе Сталину опять повезло - дело с Катынью, всем давно очевидное, замяли - не вязалось с судом над фашистскими главарями за преступления против человечества.

…13 января 1991 года в Вильнюс вошли танки, и я стала писать первый в жизни публицистический текст, позвонив предварительно Сергею Аверинцеву, Сергею Бочарову и Михаилу Гаспарову: “Я пишу открытое письмо о наших танках - подпишете?” — “Пиши!” — ответили коллеги. Мы писали: “Поколения, к которым мы принадлежим, казалось бы, могли не считать себя ответственными за события 1940 года; тем не менее мы многие годы ощущали вину за оккупацию прибалтийских государств Советским Союзом. Оценка тогдашних событий, данная в последнее время, в какой-то мере освободила нас от груза этой вины”. Писали об “отвратительном зрелище повторения прежних сценариев, уже не раз сыгранных на исторической сцене”, о “разлагающем воздействии этой дурной бесконечности на сегодняшнее сознание - особенно молодежи” и заключали: “От всего этого веет мертвым духом безнадежности”. Та безнадежность разрядилась в тот же год - в августе. Чем разрядится эта? К нам не хотят ехать 9 мая, а мы за это заявляем, что никакой оккупации не было - добровольно, видно, кинулись в эшелоны, идущие в Сибирь. Но историческая правда не может быть картой в дипломатических играх.

Я задаю вопрос всем, кто сейчас читает эти строки: почему мы отдаем в руки генералам, военным прокурорам нашу национальную и личную, так как мы часть нации, честь?

Или действительно - “Русскому человеку честь - одно только лишнее бремя”? Если мои коллеги-литераторы объясняют уже с телеэкрана, что им советская цензура не мешала, только способствовала творчеству, а русскому человеку свобода вообще не к лицу, то действительно - тем, кому не нужна свобода, конечно, не дорога и честь. Но не все в России таковы.

Генералы “зачищают” перед юбилеем Победы память нации, мороча голову старикам-фронтовикам тем, что признание преступлений в Катыни, захвата Прибалтики и прочее будто бы умаляют их победу. На самом деле именно новое сокрытие преступлений сталинского времени позорит нас, победителей, перед миром, выставляя жалкими лгунами. Честь страны в том, чтобы все в своей истории назвать своими именами. Отделить свое настоящее от преступлений прошлого - и этим заречься от повторения. Те, кто стремится стереть эту границу всепокрывающей речовкой “Это наша история!”, — не хотят, по-видимому, зарекаться.

Сегодняшние манипуляции так называемых силовиков с событиями 1939 - 1940 гг. неминуемо ведут нас к тому, что Россия теряет выпавший ей исторический шанс стать правовой страной, в которой нет места лжи и произволу. Эти манипуляции свидетельствуют, что к Дню 60-летия Победы готовится частичная (а там, постепенно, и полная) реабилитация славного генералиссимуса и его приспешников. В 1966 году, в гораздо худшее время, ученые и люди искусства не дали этого сделать, поставив свои подписи под протестующим письмом.

Иначе, вопреки “Слову о полку…” добудем князю славу, а свою честь потеряем.

Я предлагаю заявить сегодня, пока не поздно:

“В преддверии юбилея Великой Победы мы не можем позволить манипулировать исторической правдой во имя каких бы то ни было целей. Новая ложь о старых преступлениях делает нас всех их соучастниками. Мы требуем рассекретить все дела по расстрелам польских граждан, произвольно объявленные содержащими государственные тайны. Мы протестуем против связывания круговой порукой нынешних граждан России с преступлениями советского государства.

Жертвы, понесенные Россией во Второй мировой войне, говорят сами за себя. Нам не к лицу размахивать ими и считаться славой с нашими союзниками в той войне”.

Я прошу прислать в газету свою подпись под этим текстом всех, кто не хочет, чтобы трагический и светлый День Победы был запачкан грязными руками тех, кто не стыдится числить себя преемниками НКВД и КГБ СССР.